Сны, опять сны.
Очень темные дворы, девятиэтажные дома, подвалы. Друзья и малознакомые лица. Что-то отмечаем, кого-то ждем, пьем водку. Мне нужно ехать домой, но ни денег, ни телефона, ни машины нет. Окраина города. План меняется. Подъезд, коридор, площадка перед лифтом, двери квартир. Меня нет, но я вижу все, что происходит. Раковины, скамьи, разложена домашняя утварь, не стенах кресты и лики святых. Суетятся люди в белых одеяниях – мужчины, женщины, дети, старики. Первое или последнее пристанище сторонников христианской веры словно. И непонятно, как они все здесь помещаются. Тихо, спокойно, ни звука, хотя жизнь на площадке кипит. Тусклый свет 60-ти ватной лампочки. Неожиданно врываются какие-то дикари, одетые как оборванцы-моряки-большевики, выглядящие с небритыми рожами жутко. Порванные шинели, шапки-ушанки и матроски, бинтованные руки. Они кидаются на «христиан» и начинают зверски избивать их, с размаху ударяя их головами о стены. Все быстро заканчивается – дикари разбегаются, оставляя этаж утопать в бурой и вязко крови. Тишина не отступает ни на секунду. Так длится несколько минут. Из темноты выходит обычный мальчик лет десяти, подходит к раковине и открывает кран. Вода льется через край, смешивается с кровью, превращая её в воду, делая прозрачной, растворяет трупы и огромной волной стекает с этажа. Коридор пуст, мальчик уходит. Камера – мои глаза с бешенной скоростью несется вниз по ступенькам, пролет за пролетом, бесконечно. Ещё коридор, дверь - с размаху влетаю в неё и оказываюсь во дворе своего нынешнего дома. Луна, горит фонарь. В его свете отчетливо видно, как идет снег.
Очень темные дворы, девятиэтажные дома, подвалы. Друзья и малознакомые лица. Что-то отмечаем, кого-то ждем, пьем водку. Мне нужно ехать домой, но ни денег, ни телефона, ни машины нет. Окраина города. План меняется. Подъезд, коридор, площадка перед лифтом, двери квартир. Меня нет, но я вижу все, что происходит. Раковины, скамьи, разложена домашняя утварь, не стенах кресты и лики святых. Суетятся люди в белых одеяниях – мужчины, женщины, дети, старики. Первое или последнее пристанище сторонников христианской веры словно. И непонятно, как они все здесь помещаются. Тихо, спокойно, ни звука, хотя жизнь на площадке кипит. Тусклый свет 60-ти ватной лампочки. Неожиданно врываются какие-то дикари, одетые как оборванцы-моряки-большевики, выглядящие с небритыми рожами жутко. Порванные шинели, шапки-ушанки и матроски, бинтованные руки. Они кидаются на «христиан» и начинают зверски избивать их, с размаху ударяя их головами о стены. Все быстро заканчивается – дикари разбегаются, оставляя этаж утопать в бурой и вязко крови. Тишина не отступает ни на секунду. Так длится несколько минут. Из темноты выходит обычный мальчик лет десяти, подходит к раковине и открывает кран. Вода льется через край, смешивается с кровью, превращая её в воду, делая прозрачной, растворяет трупы и огромной волной стекает с этажа. Коридор пуст, мальчик уходит. Камера – мои глаза с бешенной скоростью несется вниз по ступенькам, пролет за пролетом, бесконечно. Ещё коридор, дверь - с размаху влетаю в неё и оказываюсь во дворе своего нынешнего дома. Луна, горит фонарь. В его свете отчетливо видно, как идет снег.